АННОТАЦИЯ
С 13 по 14 октября 2016 г. в Московском институте психоанализа прошла третья Всероссийская конференция «Лицо человека в пространстве общения». В работе конференции приняло участие около 150 человек и было сделано 24 устных доклада. В течение последних десятилетий в науке наблюдается бурный рост интереса к проблематике, связанной с лицом человека. Лицо и его проекции на самые разные стороны жизни и деятельности человека привлекает внимание психологов и физиологов, философов и антропологов, филологов, педагогов, искусствоведов. Растет количество разноаспектных исследований лица в когнитивных науках, в исследованиях и разработках в области современных информационных и коммуникационных технологий, нейронных сетей и мн. др. Специальный интерес к лицу проявляют медики, политологи, криминологи и другие специалисты-практики. Лицо человека становится объектом комплексной многовекторной научной дисциплины, за которой в англоязычной литературе закрепилось название face science - наука о лице. В живом общении лицо оказывается уникальным объектом внимания коммуникантов: на нем отражается информация о личности и состояниях человека, играющая важную роль в процессах поведения. Восприятие экспрессий лица позволяет коммуникантам считывать переживания человека, сложнейшие «тексты» состояний, мыслей, интересов и намерений. В любых ситуациях лицо выступает как самостоятельное целое, не сводимое к сумме отдельных частей, признаков эмоций и личностных черт. Прошедшая конференция явилась содержательным продолжением прошедших ранее конференций «Лицо человека как средство общения: междисциплинарный подход» (2012) и «Лицо человека в науке, искусстве и практике» (2014). Предметное поле прошедшей конференции в основном было посвящено роли лица человека в формировании эмоциональной культуры, восприятия лица в раннем возрасте, особенностям отражения лица в портретной живописи, попыткам ре¬конструировать содержание личности человека по его внешности в зависимости от ситуационных контекстов, различного времени экспозиции лица, искажений его структуры и других детерминант, а также исследованию эмоциональных состояний человека и их воспроизведению коммуникантами в процессах общения. Пленарный доклад доктора члена-корреспондента РАО, психологических наук, профессора В.А. Барабанщикова В. А. Барабанщиков в своем докладе «Категоризация эмоциональных состояний человека по выражениям его лица» отметил, что на сегодняшний день ключевые проблемы категоризации – природа категорий, операциональные критерии принадлежности к категории, границы категорий и др. решаются различными способами. Если при классическом понимании набор признаков категории определяется свойствами самого объекта, то при неклассическом категория включает в себя характеристики субъекта, определяется индуктивно, а принадлежность к ней объекта вероятностна. В первом случае основным источником категоризации является среда, во втором – представления о ней в контексте решаемых человеком задач. В классическом подходе постулируется дизъюнктивность категорий, обладающих жесткими границами, в неклассическом – наличие прототипической структуры категорий, допускающей континуальное изменение границ между категориями и степени близости объектов к прототипам. Понимая категоризацию как способ классификации объектов, релевантный решаемой задаче, нетрудно прийти к выводу, что «классический» случай дискретных объективно определяемых категорий является одним из возможных частных случаев. Конкретный способ категоризации задается требованиями текущей ситуации, отношением к ней индивидуального субъекта и организацией его когнитивного опыта. Для каждого из нас окружающий мир категоризирован. Сталкиваясь с многообразием единичных вещей и явлений, взаимодействуя с ними, мы относим их к классам либо родам определенных событий, за которыми стоят соответствующие правила мышления и действия. Без этой способности мы каждый раз начинали бы познавать мир заново, «с чистого листа». С точки зрения экологической валидности особого внимания заслуживает категоризация лица – биологически и социально значимого объекта, навыки восприятия которого формируются у человека с самого рождения. Это та реальность, которая на протяжении всей жизни при любых обстоятельствах вызывает у нас неподдельный интерес и является предметом постоянного поиска. Уникальность лица заключается в том, что в нем, как в волшебном зеркале, отражается содержание внутреннего мира человека, непосредственно обусловливающее его поведение. Знание, а часто предугадывание интеллекта, характера, эмоций или намерений коммуниканта предоставляет каждому из нас возможность эффективно выстраивать межличностные отношения и решать широкий спектр жизненных задач. В процессе общения человек соотносит воспринимаемые выражения лица партнера со структурами собственного когнитивно-коммуникативного опыта, категоризирует их и благодаря этому понимает чужие состояния, мысли, поступки. Бурное развитие науки о лице, проходящее в последние десятилетия, способно придать исследованиям перцептивной категоризации новый импульс, расширить представления о ее психологической природе (Лицо человека в науке…, 2014; Лицо человека как средство общения…, 2012; The Science of Social Vision, 2011; Calder et al., 2011). Отметим, что поскольку процедура опознания объектов лежит в основе любых исследований восприятия, оценки лица, выполняемые наблюдателями в ходе экспериментов, характеризуют и процесс его категоризации. Второй пленарный доклад был представлен психологических наук, профессора В.А. Лабунской. В первой часть доклада был сделан исторических экскурс по трудам ее учителя А.А. Бодалева – известного специалиста в области восприятие и понимание человека человеком, который одним из первых в отечественной психологии сформулировал теоретические положения психологии внешнего облика и рассматривал сам внешний облик как неотъемлемую часть целостного процесса общения. Вторая часть доклада, Веры Александровны была посвящена феномену лукизма (дискриминации по внешности) и особенностям его проявления в различной этно-культурной среде. Доклад А.Н. Харитонова и К.И. Ананьевой (ИПРАН, МИП) был посвящен исследованиям окуломоторной активности при соотнесении текста и изображения лица. Авторам был предложен новый метод топо-семантического анализа и введено представлений об изостатических паттернах для анализа одно-временного восприятия изображения лиц и звучащего текста, а также продемонстрированы основные типы рассматривания изображений лиц разных рас при прослушивании различного вербального описания. В сообщении В.В. Бабенко, Д.С. Алексеевой и Д. В. Явны (Южный федеральный университет) были представлены данные свидетельствуют о том, что визуальные признаки второго порядка, представленные пространственными модуляциями градиентов яркости, могут использоваться зрительной системой человека для восприятия и идентификации лиц. При этом, как отметили авторы, более информативными являются признаки, выделенные на низких и средних пространственных частотах. Докладчики сделали вывод, что зрительные фильтры второго порядка способны выделять из входного изображения информацию, которая может быть эффективно использована для идентификации лиц. В докладе А.В. Жегалло и Е.Г. Хозе (ИПРАН, МГППУ) было показано, что наблюдатели, не имеющие специальной подготовки, испытывают значительные затруднения при вынесении решения о достоверности/недостоверности сообщаемой информации на основе оценки невербального поведения коммуникантов при просмотре фрагментов видеозаписей коммуникативных ситуаций. А также, что индивидуальный темп деятельности, средняя продолжительность фиксаций, паттерны рассматривания видеоизображений, стратегия решения задачи, априорные предположения о характере сообщаемой информации и др. значительно варьируются. Было показано, что в искусственно сконструированных коммуникативных ситуациях - «истина» и «ложь» - индивидуальные оценки достоверности информации значимо не различаются. А невербальная информация, полученная в естественной коммуникативной ситуации, в которой участвует тот же натурщик, представляется наблюдателям более естественной. Также было отмечено, что по выборке в целом имеет место закономерное увеличение продолжительности зрительных фиксаций, предшествующих и совершаемых в момент ответа наблюдателя, что может быть интерпретировано как окуломоторный маркер принятия решения о достоверности/ недостоверности невербальной информации. О.М. Кулеба (МПГУ) было обращено внимание на проблему анализа причин эффективной и неуспешной коммуникации в процессе профессионально-педагогического общения и деятельности, а также на проблемы формирования эмоциональной культуры педагога и культуры безопасности личности. Докладчиком было отмечено, что субъективным условиям возникновения конфликтной ситуации можно отнести: повышенную тревожность человека, ситуативное стрессовое состояние, завышенный уровень притязаний, эгоизм, низкие нравственные или деловые качества, что, в свою очередь, приобретает особое значение при работе в детской среде. Особо докладчик отметил, что, что смена образовательных парадигм всего лишь наметила вектор внимания к проблемам внешнего вида педагога, уровня речевой коммуникации и допустимости эмоциональной выразительности. Проявление веселости и даже элементарной доброжелательности педагогами долгое время воспринималось как изменение статуса, угроза авторитету; преодоление данного негативного шаблона поведения по мнению Ольги Михайловны будет способствовать не только сохранению здоровья всех субъектов педагогического процесса, но и эффективной социализации ребенка в современном обществе. В.М. Лейбин (МИП) представил видеодоклад «Образ ребенка в процессе общения с зеркалом». В видеосообщении готовилось о том, что в процессе психического развития детей психоаналитики отметили особую стадию, связанную с тем, что ребенок в форме игровых жестов старается выяснить, как относится уже усвоенный им образ к отраженному в зеркале окружению. Основываясь на идеях А. Валлона, согласно которому зеркало помогает ребенку развить чувство идентичности, французский психоаналитик Жак Лакан (1901-1981) на XIV Международном психоаналитическом конгрессе в Мариен- баде (1936) выступил с докладом, где рассматривал стадию зеркала в качестве одного из этапов развитии детей. Этот доклад не встретил одобрения у психоаналитиков. После войны на XVI Международной конгрессе по психоанализу в Цюрихе (1947) Ж. Лакан выступил с докладом «Стадия зеркала и ее роль в формировании функции Я в том виде, в каком она предстает нам в психоаналитическом опыте», и тогда идеи о стадии зеркала получили признание среди ученых. Валерием Моисеевичем были продемонстрированы видеоэпизоды показывающие, что зеркальное пространство притягивает к себе детей, они пытаются понять, что отображается в зеркале. Постепенно на стадии зеркала происходит совмещение воображаемого и реального, а также становление идентичности ребенка. В процессе общения с зеркалом ребенок познает, как другой становится важной фигурой отзеркаливания самого себя, что в этом процессе мать или замещающее ее лицо является необходимым элементом, устраняющим тот конфликт с двойником, который может привести к раздвоенности его психики, параноидальному восприятию отраженной реальности. Участники конференции из Санкт-Петербурга Е. В. Логунова и Ю. Е. Шелепин выступили по проблеме роли пространственно-частотных характеристик при восприятии изображений лица. При построении образа сложной сцены зрительная система человека анализирует физические параметры воспринимаемого сигнала и выбирает из них значимые для наблюдателя свойства. Согласно развиваемым уже более полувека моделям обработки информации в зрительной системе, воспринимаемое изображение сцены проходит несколько этапов фильтрации. При оценке всех трех групп изображений (горизонтальная и диагональная фильтрация, исходные фотографии) сцен «Незнакомое лицо» незначимыми оказались следующие семантические признаки: «справедливый-несправедливый», «женственный-мужественный», «пассивный-активный», «рассеянный-собранный», «тревож-ныйспокойный», «трусливый-смелый». Согласно представленным авторами результатам изучения процесса формирования семантического образа незнакомого человека, отмечается одинаковая тенденция выделения значимых акцентов для всех трех типов изображений: «злой-добрый», «агрессивный-миролюбивый», «опасный-неопасный», «несчастный-счастливый», «депрессивный-жизнерадостный». Минимальный набор линий определяет такие личностные характеристики, как «злой-добрый», «агрессивный-миролюбивый», что позволяет определить настрой человека по отношению к другому. Эмоциональные акценты, отмеченные горизонтальными составляющими, дублируются и при восприятии изображений, содержащих диагональные линии. Наибольшая эффективность диагональной фильтрации отмечается при оценке признаков: «опасный-неопасный», «несчастный-счастливый». А вот горизонтальные линии наиболее эффективными оказались при выделении признака «депрессивный-жизнерадостный», который подчеркивается семантическим признаком «пессимистичный-оптимистичный». Шкала «счастливый-несчастливый» определяет уровень удовлетворенности и личного благополучия человека, оценку своего существования и отношения к себе, а вот признак «депрессивность-жизнерадостность» характеризует не только наличие надежды на будущее, но и степень физической и психологической усталости. Горизонтальные линии, подчеркивая форму губ и глаз, определяют эмоциональное настроение человека. Диагональные же составляющие, выделяя мимические морщинки в уголках глаз и рта, характеризуют настрой человека по отношению к себе и окружающему миру. Участники конференции из Дубны Б. Г. Мещеряков, А. И. Назаров, Л. Г. Чеснокова и Д. В. Ющенкова был посвящен зрительному узнаванию лиц без осознанного их восприятия. Авторами был продемонстрирован трудноуловимый подпороговый эффект различения зрительно предъявляемых знакомых и незнакомых лиц у испытуемых с низким уровнем ложных узнаваний с помощью регистрации электрокожных реакций. Было показано, что ложные узнавания производят такое же влияние на электрокожные реакции, как и правильные узнавания. В докладе Е.А. Никитоной (ИПРАН) были показано неоднократно заявленная в литературе идея о связи выбора направления лица на портрете с полом натурщика, а также с желанием художника отразить активность человека, его направленность в будущее является свидетельством чрезмерного упрощения ситуации. Ракурс изображения фигур на женских портретах действительно несколько чаще, чем мужских, направлен влево. Однако при рассмотрении работ конкретных авторов это различие не доходит до уровня значимости. Выявить роль социальной активности или профессиональной направленности также не удалось. Более того, при повторном изображении одного и того же человека ракурс не остается неизменным даже при минимальном (около 1 года) временном интервале между написанием портретов. Учитывая достаточную стабильность личностных черт, мы можем предполагать, что такая вариативность направления лиц на портретах может служить подтверждением независимости ракурса портрета и характера изображаемого человека. Связи поворота лица и возраста натурщика не обнаружено. В докладе О.А. Айметдиновой и К.И. Ананьевой (ИПРАН, МИП) были продемонстрированы особенности изменения индивидуально-психологических оценок лиц разных расовых групп, при их предъявлении в различных перцептивных контекстах. Оценка личностных особенностей натурщиков европейской и азиатской рас до предъявления контекста позволяет заметить влияние стереотипов восприятия восточных людей как менее открытых, общительных, независимых, но более вялых и пассивных, что указывает на трудности в распознавании и «чтении» азиатских лиц. Влияние стереотипов накладывается на оценку по признаку пола в азиатской группе натурщиков – женщина воспринимается менее независимой (более зависимой) нежели мужчина. В сообщении И.И. Беспрозванной и В.А. Барабанщикова (МИП, МГППУ) было отмечено, что конфигурационные изменения по типу радости приводят к появлению в оценках натурщиков таких черт, как «разговорчивый» и «энергичный». Конфигурационные изменения по типу грусти - «непривлекательный», «молчаливый», «замкнутый», «нелюдимый». Гипотеза исследования в целом подтвердилась. При оценке натурщиков-мужчин изменения приписываемых личностных характеристик в основном коснулись качеств, входящих в фактор «Сила», при оценки женщин-натурщиц - в фактор «Активность». Наиболее значимо конфигурационные изменения внутренней структуры лица проявились для четырех моделей. Полученные эмпирические данные в целом согласуются с представлениями Л. Зебровиц о сверхобобщениии (Zebrowitz, 1997), о том, что черты личности являются результатом многократного обобщения проявлений эмоций в обычной жизни. В докладе Е.А. Лободинской «Влияние микропаузы на распознавание базовых экспрессий при стробоскопической экспозиции лица» речь шла о том, что выявление роли временнóй структуры экспозиции эмоциональных экспрессий в восприятии естественных выражений лица входит в число наиболее перспективных задач исследования межличностной коммуникации (Барабанщиков, Жегалло, Королькова, 2016). Известно, что выражение движущегося лица оценивается точнее, чем статичного, неподвижного (Ambadar, Schooler, Cohn, 2005; Bould, Morris, Wink, 2008; Knight, Johnston, 1997; Wallraven, Breidt, Cunningham, Bülthoff, 2008; Wehrle, Kaiser, Schmidt, Scherer, 2000; и др.), особенно в условиях ограничения доступной наблюдателю информации – при исключении из экспозиции лица текстуры или контура, схематизации лица, отсутствии содержательного контекста и т. п. В экологически валидных условиях, в том числе при экспозиции естественных изображений лица, эффект движения снижается либо не проявляется вовсе (Cunningham, Wallraven, 2009; Fiorentini, Viviani, 2011; Katsyri, Sams, 2008). В ранее проведенном исследовании (Барабанщиков, Королькова, Лободинская, 2014) мы нашли, что в среднем по сравнению со статической экспозицией лица его кажущееся (стробоскопическое) движение не только не приводит к увеличению точности распознавания базовых эмоций, но и снижает ее, действуя подобно маскировке. Вместе с тем на уровне отдельных экспрессий различия между условиями маскировки и стробоскопической экспозиции, как правило, значимы и носят разнонаправленный характер. Для «радости», «печали», «гнева» и «страха» кажущееся движение лица ведет к менее точным оценкам, чем маскировка, особенно при минимальном времени экспозиции (50 мс). Влияние прямой и обратной зрительной маскировки сильнее проявляется при экспозиции «удивления», «отвращения» и спокойного выражения лица. Временная структура стимульной ситуации, использованная в эксперименте, включала «паузу» – короткий (20 мс) интервал, разделяющий экспозиции первого контекстного изображения (рандомизированное либо спокойное лицо) и тест-объекта (эмоциональные экспрессии, а также спокойное лицо). «Пауза» носила технический характер и, по предположению исследователей, должна была усилить эффект кажущегося движения спокойного лица, когда оно экспонировалось в роли тест-объекта; сам же эффект вызывался резким смещением изображения по вертикали. Влияние «паузы», или дополнительного межстимульного интервала (ДМИ) на оценку экспрессий и в условиях кажущегося движения, и в условиях маскировки оставалось неясным. Учитывая тот факт, что качество и параметры зрительных феноменов в микроинтервалах времени тесно связаны со структурой стимульной ситуации (Барабанщиков, 2002; Джафаров, Аллик, Линде, 1983; Ульман 1983; Bruce, Green, 1993; Kohlers, 1972; Palmer, 2002), мы провели специальное исследование, в котором сопоставлялось восприятие экспрессий в условиях кажущегося движения либо зрительной маскировки при наличии ДМИ и при его отсутствии. Результаты исследования позволяют утверждать, что изменение временнóй структуры проявления базовых эмоций не приводит к существенным отличиям в точности их распознавания, но влияет лишь на отдельные экспрессии (радость в ситуации кажущегося движения). Восприятие каждой из экспрессий остается стабильным и существенно не меняется при небольших изменениях последовательности экспозиции. Инвариантность восприятия каждой из экспрессий позволяет непосредственно соотносить результаты настоящего исследования с результатами, полученными в других работах (Барабанщиков, Королькова, Лободинская, 2016). Представитель Института ВНД им. И.П. Павлова Е. В. Мнацаканян в своем докладе «Различия между мужчинами и женщинами в вызванной электрической активности мозга при осознанном и неосознанном распознавании негативной лицевой экспрессии» рассказала о том, что Обработка здоровым мозгом эмоциональных стимулов изменяет активность его структур. Эмоциональные лица в норме активируют такие области мозга, как префронтальная кора (ПФК), инсула, амигдала и т. д. (Fusar-Poli, 2009). Распознавание эмоций может происходить и неосознанно, когда человек выполняет какую-то задачу в исследованиях (Okon-Singer, 2007). В реальной жизни часть эмоционального восприятия, возможно, даже большая его часть, происходит неосознанно, в то время как человек сконцентрирован на чем-то другом. Нас интересовал вопрос об индивидуальной вариабельности восприятия негативных лицевых экспрессий, в частности, различия в активности мозга между мужчинами и женщинами. В работах других авторов отмечалось, что половые различия могут наблюдаться при выполнении разных когнитивных задач (Bell, 2006), в том числе в задачах с лицами и в задачах с различными эмоционально окрашенными стимулами (Domes, 2010; Hofer, 2006). В нашем исследовании использовались нейтральные и эмоциональные изображения людей и животных, при этом в качестве эмоциональных мы выбрали изображения агрессивных, злых субъектов. Негативные эмоциональные стимулы, особенно угрожающие стимулы, имеют высокую релевантность и, возможно, активируют защитные реакции (Bradley, 2001), что повышает вероятность того, что они будут обрабатываться мозгом автоматически (Carettie, 2005). В нашем исследовании испытуемые выполняли два задания, которые предполагали эксплицитную (явную, осознанную) и имплицитную (автоматическую, неосознанную) обработку негативно-эмоциональной лицевой экспресии. Сравнение усредненных вызванных ответов мозга на нейтральные и угрожающие лица для двух задач и двух групп дало 4 «матрицы» со статистическими результатами. Концентрация статистически значимых результатов единичных тестов во времени и топографически в основном соответствовала компонентам, выделяемым на графиках вызванной активности. Из-за большого размера каждой группы (более 50 человек каждая), даже небольшие различия были статистически значимыми, в том числе и после коррекции результатов. Такие значимые различия между ответами на нейтральные и угрожающие лица далее мы будем называть эмоциональной модуляцией (ЭМ). Для обеих групп испытуемых наблюдались следующие общие различия между задачами. В эксплицитной задаче ЭМ начиналась с компонента с пиковой латентностью около 150–160 мс и распространялась на более поздние латентности до конца анализируемого периода. В имплицитной задаче ЭМ в основном ограничивалась компонентом с пиковой латентностью около 150–160 мс, который обычно связывают с восприятием лиц. Влияние эмоциональности стимулов было описано ранее как для поздних, так и для ранних компонентов, при этом такая эмоциональная модуляция в ранних компонентах связывалась с ориентацией внимания на неприятные стимулы (Olofsson, 2008). Независимо от пола испытуемых наблюдались различия между эксплицитной и имплицитной обработкой мозгом негативной (угрожающей) лицевой экспрессии. В отличие от эксплицитной эмоциональной модуляции (ЭМ) компонентов вызванной активности, которая охватывает как ранние, так и поздние латентности, при имплицитной ЭМ затрагиваются в основном ранние латентности. А. В. Филатов рассказал о «Проблеме дифференциации сигнала и шума в лицевой экспрессии». Проблема дифференциации сигнала и шума в лицевой экспрессии является актуальной и малоосвещаемой темой научных исследований. В данной работе под сигналом мы будем понимать такие минимальные лицевые экспрессии, которые связаны с изменением эмоционального состояния человека и отражают его в мимике. Шум – это элементы лицевой экспрессии, которые невозможно связать с определенным эмоциональным паттерном, часто сопровождающие речь, иллюстративную активность лица (так называемые «разговорные сигналы»), эмблематические выражения лица и др. Анализ литературы показывает, что до сих пор нет общепринятых критериев отличия сигнала и шума: некоторые исследователи, описывая лицевую экспрессию, принимают за сигнал любое изменение в AU (FACS), другие – лишь устойчивые мимические паттерны, близкие к базовым эмоциям, третьи – в зависимости от поставленных задач компилируют первый и второй подход, четвертые ориентируются на сочетание частоты появления отдельных AU и их интенсивности (Bartlett et al., 2011; Fiorentini et al., 2012; Shuman et al., 2015). Такое положение дел приводит не только к отсутствию единого понятийного пространства, но и к возникновению значительного количества ошибок при трактовке в психологических, нейромаркетинговых и других исследованиях. Наибольшей проблемой при кодировании мимического поведения при помощи FACS и в дальнейшем анализе этого поведения является речевая активность. Двигательные единицы нижней части лица, помимо эмоционального значения, проявляются в неэмоциональной речевой активности. Следует понимать, что система кодирования выражений лица FACS при создании в целом не была ориентирована на кодирование речи. Для разграничения сигнала и шума, связанных с речевой активностью, мы используем деление (или фильтрацию) всех AU на верхнюю и нижнюю части отдельно, если этого требует формат исследования, выделяя положение головы и глаз. Изменения верхней части лица мы не связываем с усредненной речевой активностью. Наиболее часто встречающимися в артикуляции AU являются 10, 14, 16, 17, 18, 20, 22, 23, 24, 25, 26, 28. Их фильтрацию нужно осуществлять с учетом того, что «речевые» AU имеют интенсивность A и B (Ekman et al., 2002). Если апекс двигательной единицы больше 0,75 с или одного слога, эта двигательная единица в речевой продукции не участвует. Также в этом контексте необходимо обращать внимание на так называемые речевые маньеризмы – индивидуальные особенности артикуляции. Таким образом, наша практическая работа с автоматизированным решением анализа лицевой экспрессии FaceReader Noldus показала, что данное программное решение имеет чувствительные погрешности в дифференциации сигнала и шума, которые усиливаются во время речи, давая погрешность за счет того, что программа принимает мимические движения, относящиеся к артикуляции, за эмоциональные. При ручном кодировании процедура кодирования во время речи является весьма затратной в плане времени. При автоматизированном кодировании на базе системы Noldus мы должны получить данные двигательных единиц и вручную выделить речевые фрагменты, а также исключить иллюстративные речевые сигналы и маньеризмы. Работа Е. А. Черемушкина и др. была посвящена «Опознанию лицевой экспрессии и нарушениям сна». Инсомния – это нарушение сна, характеризующееся стойкими трудностями засыпания и/или поддержания сна и ассоциирующееся с выраженным дистрессом и расстройствами функционирования в дневное время (Szentkiralyi et al., 2009). Признаками этот состояния являются общее беспокойство, снижение концентрации внимания, снижение энергии, вялость, вечерняя утомляемость, усиление вегетативных расстройств и тревоги, которые в дальней-шем приводят к ухудшению работоспособности, социальной и профессиональной дезадаптации, снижению обучаемости (Морозова и др., 2011; Ковров и др., 2013). Все вышеперечисленное в конечном итоге оказывает существенное влияние на поведение человека, его социальные контакты и восприятие лиц окружающих людей. Большинство нейрофизиологических исследований инсомнии связано с анализом полисомнограмм (в период ночного сна). Исследования мозговых механизмов когнитивной деятельности при нарушениях сна немногочисленны. Задачей нашего исследования было выявить особенности показателей биоэлектрической активности мозга при опознании лицевой экспрессии у групп студентов с признаками и без признаков инсомнии, а также их личностных и поведенческих характеристик. При исследовании студентов с различной степенью выраженности вегетативных расстройств (Алипов и др., 2015) применяли метод фиксированной установки Д. Н. Узнадзе с использованием в качестве стимулов фотографических изображений лиц. Была обнаружена большая группа испытуемых, которые на стадии формирования установки в том или ином числе проб ошибались в восприятии лицевой экспрессии: при предъявлении одновременно двух фотографий одного и того же человека с нейтральным и сердитым выражениями лица они оценивали их как нейтральные. Ранее в наших исследованиях мозга при различной когнитивной деятельности с использованием метода установки по Д. Н. Узнадзе это явление практически не фиксировалось. При первичной оценке результатов психологического тестирования была показана тесная связь между ошибочным опознанием выражения лиц и нарушениями сна у студентов (инсомния). Использовали модель фиксированной психофизиологической установки (Узнадзе, 2001), испытуемый решал задачу опознания лицевой экспрессии. При формировании установки 20 раз одновременно предъявляли две фотографии одного человека из атласа эмоций (Ekman, Friesen, 1976): слева – с сердитым, справа – с нейтральным выражением лица; на стадии тестирования влияния установки на восприятие 40 раз экспонировали два «нейтральных» лица. Время экспонирования лицевых стимулов – 0,35 с. На обеих стадиях эксперимента испытуемый должен был определять, одинаковы ли были выражения лиц или одно из них (левое или правое) было бо-лее неприятным и после появления пускового стимула (крупной точки) начинать озвучивать свое решение. В течение исследования отводили электрическую активность коры головного мозга. Предъявление стимулов, регистрация ответов и синхронизация их с ЭЭГ осуществляли с помощью программы системы «Неостимул» («Neurobotics»). Отведение, усиление и фильтрацию ЭЭГ проводили с помощью системы Neocortex-Pro («Neurobotics»). Частота дискретизации – 250 Гц. Полоса пропускания частот: 0,5– 70 Гц. ЭЭГ регистрировали с помощью хлорсеребряных электродов с сопротивлением, не превышающим 5 кОм. Электрическую активность с поверхности головы отводили с помощью 20 электродов, расположенных в соответствии с международной схемой 10–20 % с дополнительными отведениями (F3, F4, F7, F8, Fz, FT7, FT8, C3, C4, Cz, FC3, FC4, T3, T4, P3, P4, T5, T6, O1, O2). Отведение ЭЭГ было монополярным, референтный электрод – объединенный ушной. Исследование здоровых молодых людей (студентов) с нарушениями сна показало, что они существенно хуже распознают лицевую экспрессию, чем их сверстники из группы «норма». При одновременном экспонировании фотографий двух лиц одного и того же человека с сердитым и нейтральным выражением они в том или ином числе предъявлений оценивали их как одинаково нейтральные. В группе студентов без нарушений сна не отмечалось ни одного случая подобных ошибок. Можно предположить, что в сочетании с ошибками в опознании эмоций окружающих, выявленными у этих молодых людей, такие свойства индивидуальности, как нейротизм, тревожность, алекситимия и др., снижают их коммуникативные возможности в обществе и ухудшают качество жизни. Исследование вызванной предъявлением лицевых стимулов биоэлектрической активности мозга также выявило между группами субъектов с нарушениями сна и нормой существенные различия. В первый момент (0–500 мс) у них наблюдается более мощный скачок эмоционального возбуждения, при этом происходит более значимое снижение активации мозга, торможение когнитивных процессов, отраженное в синхронизации альфа-ритма. Отметим, что такая реакция, но в меньшей степени была присуща и студентам в норме. Более существенные различия в вызванной биоэлектрической активности между группами наблюдались позже (в периоде 500–2000 мс после начала экспонирования изображений лиц). У испытуемых в норме синхронизация так или иначе уменьшалась и возвращалась к уровню до предъявления лицевых стимулов. У студентов с нарушениями сна, допускающих ошибки распознавания лицевой экспрессии, в соответствующий период наблюдалась длительная десинхронизация. Данный факт указывает на активацию мозга и позволяет предположить, что анализ информации, полученной с предъявлением стимула, и принятие решения относительно увиденного происходили у них значительно медленнее. По итогам состоявшейся конференции была подготовлена и опубликована коллективная монография «Лицо человека в пространстве общения».
ЦИТАТА
Ананьева, К.И. Лицо человека в пространстве общения / К.И. Ананьева отчет по НИР № 16-06-14174 (Российский гуманитарный научный фонд)
